Что это было - зарисовки с продолжением

[crawldig]

Стали совсем большими, обзавелись шапкой, побились на главы - все по-взрослому.
Как обычно, небечено. Выкладывать все равно буду маленькими кусочками.

Название: Что это было (рабочее название)
Автор: Пухоспинка
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Категория: слэш
Жанр: романс/боевик
Рейтинг: NC-17
Размер: пока миди (42,2 тыс. зсп)
Комментарий автора: фк родился из драббла по заявке Jack. Jack Daniels про пьяного Кроуфорда, лезущего целоваться к Шульдиху

1 - 3 главы

1 глава

Собачий день, собачья работа, даже мысли у спешащих по своим делам людей тоже были какими-то собачьими — всем хотелось в теплую конуру с миской воды и еды. Шульдих сердито сплюнул, заезжая в подземный гараж. Дворники в последний раз слизали дождевую воду с лобового стекла и замерли; в салоне было сыро — чертов климат-контроль не справлялся.

Домой. Там тепло, сухо, полно горячей еды, и можно будет, наконец, переодеться. Шульдих умудрился промокнуть до нитки, попав под ливень, который больше походил на поток воды из пожарного вертолета. К тому же объект оказался настоящим козлом и, умирая, забрызгал кровью белые брюки — Шульдих с удовольствием пришиб бы его за это еще раз. Кроуфорд второй день не выходил из кабинета, заваленный грудой бумаг, со столом, заставленным пустыми чашками из-под кофе. Ну и хрен с ним. В ванну и спать.

В холле было темно — разуваясь, Шульдих споткнулся о пару ботинок и крепко выругался. Он уже начал дрожать от холода.

Пиджак и кобура полетели в сторону, следом за ними отправилась рубашка, последний раз мазнув мокрой тканью по покрытой мурашками коже. Брюки пришлось буквально стаскивать с себя — штанины противно облепили ноги.

— Шульдих.

Ровный голос заставил подпрыгнуть и сунуть руку под мышку.

— Блядь. Кроуфорд. Напугал.

По холлу разлился мягкий свет настенной лампы. Кроуфорд стоял, широко расправив плечи, и смотрел, не моргая. Шульдих осторожно полез в голову начальству и шарахнулся, наткнувшись на разноцветный хаос, от калейдоскопа мыслей чуть не затошнило.

— Шульдих. Ты мокрый. И не лезь ко мне в голову.

Он говорил медленно, четко выговаривая слова — и все равно они звучали невнятно. Шульдих скользнул взглядом по высокой фигуре — Кроуфорд был одет в пиджак на голое тело, на шее болтался аккуратно повязанный галстук, почему-то черный.

— Шульдих! — Кроуфорд покачнулся, попытался поправить очки указательным пальцем и промахнулся мимо переносицы. Оракул был абсолютно, безнадежно, беспросветно пьян. Он медленно, чеканя шаг, приблизился и скрестил руки на груди. Шульдиха окутал терпкий запах джина и лимона.

— Твою мать, Кроуфорд.

Он попытался обойти Кроуфорда, но тихий щелчок предохранителя заставил замереть. Шульдих поднял голову и уставился в черное дуло пистолета. Рука Кроуфорда не дрожала. Шульдих выдохнул.

— Назад.

Он осторожно выпрямился и попятился. Кроуфорд снова покачнулся, мотнул головой, смахивая упавшую на глаза прядь, и выронил оружие. Стремительным броском прижал Шульдиха к стене и поцеловал.

Чокнутые оракулы — не редкость, но Шульдих даже предположить не мог, что сумасшествие начинается вот так. Кроуфорд же настойчиво пытался засунуть язык ему в рот, и Шульдих смирился — разжав зубы, он покорно отдался настойчивому поцелую, меланхолично размышляя, что все это, мать вашу, значит.

Кроуфорд, наконец, оторвался от его губ, окатил Шульдиха угрожающим и высокомерным взглядом, поправил очки, развернулся и, пошатываясь, зашагал прочь.

Шульдих сполз по стене — ну что за ебаный день. Мучили две мысли: что это, блядь, было и почему ему так жарко.

Зайдя к себе в комнату, он в сердцах хлопнул дверью и замер в предвкушении грохота, но створка замерла перед косяком и мягко встала на свое место. Шульдих вспомнил, что Кроуфорд недавно оборудовал всю квартиру доводчиками, и от души выматерился. Блядь, когда этот день закончится?

Лежать в ванне расхотелось, поэтому он просто залез под горячий душ, вымылся, а после завалился спать. Возясь под тонким одеялом и пытаясь устроиться поудобнее, Шульдих подумал — хорошо, что Кроуфорду пришло в голову засунуть в него свой язык, а не что побольше и куда подальше. Впрочем, если он вздумает повторить, придется вырвать из двери чертов доводчик и засунуть пророку в задницу. Сразу два дела и оба приятные.

С этой мыслью Шульдих уснул.

***

Проснулся Шульдих в великолепном расположении духа. Хлопнул по кнопке дистанционного пульта, раздвигая жалюзи, потянулся и бросился на кухню — сегодня была его очередь готовить для Наги завтрак и отправлять в школу. Строго говоря, вундеркинд был в состоянии справиться сам, но Кроуфорд почему-то решил, что ребенку нужно внимание. Нужно, Шульдих не спорил, поэтому обязанности разделили более-менее поровну — Кроуфорд, в основном, ходил на родительские собрания и проверял уроки, а Шульдих обычно кормил завтраком и провожал в школу.

Засыпая овсяные хлопья в закипающее молоко, Шульдих размышлял, что впервые в жизни не представляет, как начать разговор с Кроуфордом. Тот раньше никогда не напивался, и думать о том, почему это произошло, не хотелось. Но придется. Он из Кроуфорда всю душу вытрясет и мозги наизнанку вывернет. Голую грудь и живот обожгли брызнувшие капли кипящего молока — Шульдих выругался и отскочил от плиты. Задумавшись, он начал мешать хлопья с такой силой, что содержимое кастрюли полетело в разные стороны.

Наги подошел с тряпкой, вытер плиту и молча отнял лопатку. Сунул нос в кастрюлю и выключил газ. Шульдих сердито разлил апельсиновый сок в два стакана, подхватил один и пошел к Кроуфорду — ему явно не помешает питье. Постучав ногой в дверь, Шульдих посчитал, что проявил достаточно вежливости, и распахнул дверь. В нос удалил тяжелый запах перегара.

Шульдих бесцеремонно сдернул со спящего Кроуфорда одеяло, одним рывком раздвинул шторы и распахнул окно. В комнату ворвался шумный гул улицы, далекий вой сирен, крики соседей.

— О господи, — голос у Кроуфорда был хриплый. — Шульдих, я тебя ненавижу. Проваливай и закрой окно. Нет, закрой окно, включи кондиционер и проваливай.

— Я хочу с тобой поговорить, — телепат смотрел, как Кроуфорд с всклокоченными волосами и красным следом на лице от подушки натягивает на себя одеяло, заворачивается в него и закрывает глаза.

— А я не хочу. Сделай одолжение, исчезни и возвращайся через два часа.

— Кроуфорд...

Пророк приподнялся на локте и раздельно произнес:

— Съебись. Не то вышибу мозги. Сок оставь. Спасибо.

Шульдих грохнул стакан на тумбочку, расплескав содержимое, и с максимальной скоростью ретировался. Через два часа так через два часа. Подумаешь.

За два часа Шульдих успел съездить в тир, расстрелять пять обойм, вернуться, принять душ и приготовить обед.

Кроуфорд вышел из ванной на запах рагу, в одних пижамных штанах, шлепая по полу босыми ногами и яростно растирая шевелюру широким черным полотенцем. Шульдих сдернул фартук, влез с ногами на табурет и внимательно уставился на пророка — если не считать мокрой головы и мягкого, слегка расфокусированного взгляда, выглядел Кроуфорд как обычно. И не скажешь, что вчера надрался до состояния поцелуев с членами команды. Шульдих задумался — с пророка сталось бы "проинспектировать" таким образом всех Шварц. Он мысленно усмехнулся, представив, как пьяный Кроуфорд лезет к Фарфарелло.

Когда Шульдих открыл глаза, то натолкнулся на пристальный, изучающий взгляд Кроуфорда.

— Вчера у меня было видение.

Шульдих подтянул ноги к груди и положил подбородок на колени. Он внимательно изучал свои пальцы на ногах, изредка шевеля ими — говорить ничего не требовалось. У Кроуфорда постоянно были видения. О тех, что касались работы, он говорил. О личных — никогда. Шульдих первый набил бы пророку морду за попытку рассказать о своем будущем. Это была не та вещь, которую Шульдих хотел бы знать. Пусть этот груз Кроуфорд несет самостоятельно — у телепата была своя ноша.

— Личное.

Шульдих быстро вскинул голову, челка упала на глаза, и он раздраженно ее сдул. Сейчас как никогда хотелось влезть в голову Кроуфорда — понятно было, что скажет тот не больше, чем посчитает нужным, а Шульдиху, учитывая вчерашнее, было любопытно. Он прикинул, стоит ли любопыство вывихнутой челюсти, и решил, что нет. Придется пойти в обход. Хм, ну — относительно в обход. Шульдих мысленно подобрался, словно перед прыжком, и небрежно бросил:

— Ты поэтому вчера полез ко мне целоваться?

Мгновенная вспышка изумления, и Шульдих скользнул в сознание пророка, зацепился за образ сейфа, и укрепился. Получилось. Теперь тихонечко, тихонечко — рано или поздно Кроуфорд заметит чужое присутствие, но Шульдих собирался оттянуть этот момент. Он перевел дух и невинно уставился на Кроуфорда. Тот ответил подозрительным взглядом, и Шульдих широко улыбнулся.

— Ты что, ни черта не помнишь?

Он осторожно перепрыгивал с образа на образ, пытаясь пробиться туда, глубже — где бродят вторичные, неосознанные мыслеформы. Отталкивал поверхностные размышления Кроуфорда, стараясь делать это незаметно, но они громоздились, мешая считывать более тонкую информацию — авторитарный сукин сын, и тут давит. Кроуфорд в данный момент думал, врет ли телепат, и если да, то зачем ему это надо.

— Ты можешь мне рассказать, что произошло?

— Ты мне не веришь?

Шульдих начал обиженно раскачиваться на табурете, стараясь отвлечь внимание Кроуфорда. Даже немного поскрипел ножками по выложенному плиткой полу. Разум Кроуфорда был непресказуем до судорог, головная боль Шульдиху гарантировалась, виски уже начало ломить, но он не сдавался, вычленяя из мешанины образов те, что относились ко вчерашнему вечеру. Кабинет, монитор, стук клавиш, усталость в плечах, душ — Шульдих смотрел на мир глазами Кроуфорда — ничего по-настоящему интересного.

— Не очень, ты не в моем вкусе.

Шульдих вскинулся, продолжая скользить по чужому сознанию. В голове Кроуфорда мелькали мысли "Слишком тощий, слишком твердый", мелькнул образ женской груди, чьи-то губы... вот оно! Шульдих потащил образ-ассоциацию, увидев, словно в дымке, себя — темные пряди облепили лицо, голая грудь покрыта мурашками... да уж.

— Могу показать, — Шульдих небрежно бросает свое предложение и тянет, тянет образы — до того, как он пришел, до того, как Кроуфорд включил свет, до того, как зашел в холл... Хотя в другой раз он бы посопротивлялся, Кроуфорд ненавидит просить, он предпочитает, чтобы другие сами ему предлагали то, что ему нужно. А Шульдих терпеть не может его игры.

Он провалился еще глубже, уже понимая, что незаметно выбраться из головы Кроуфорда не получится, как и избежать трепки. Душные мысленные образы стали еще более размытыми, но намного более яркими и сильными — они обволакивали сознание, откликаясь на каждый импульс. Но все они обрывались на моменте, когда Кроуфорд вставал из кресла и шел в пустой темный холл — встречать Шульдиха. Он забыл — сукин сын и правда забыл свое видение.

Вспышка боли полоснула по глазам красным, и Шульдих заорал, откидываясь назад и с трудом удерживая равновесие. Кроуфорд стоял, уперевшись кулаками в стол и чуть ли не рычал:

— Пошел вон из моей головы!

2 глава

Очнулся Шульдих в своей комнате, на кровати. В виски колотили маленькие твердые молоточки, причем вразнобой, перед глазами рассеивалась клочьями. Ледяное полотенце на лбу приятно холодило кожу, капли стекали к затылку, щекоча воспаленную кожу. Шульдих с трудом повернул голову — Кроуфорд стоял у окна и курил в форточку.

— Пришел в себя, придурок?

— Блядь, — в горло словно насыпали песка.

— Я думал, сдохнешь, — в голосе Кроуфорда звучало неприкрытое восхищение. — Ты прямо как Фарфарелло, ничто не берет.

Он затушил сигарету о блюдце с печеньем, подошел и стащил с головы Шульдиха мокрое полотенце. Головная боль вцепилась в черепушку с удвоенной силой, журчанье воды от выжимаемого полотенца резало уши не хуже ультразвука. Когда на лоб легла благословенная ледяная ткань, Шульдих выдохнул сквозь зубы и послал слабую, окрашенную болью мысль:

"Ты сам как?"

— Нормально, я тебя вовремя оттолкнул. Что это было?

Шульдих молча отвернулся, чувствуя, как сползает холодная тряпка. Ну и хрен с ней. Шульдих ненавидел себя чувствовать идиотом, от этого настроение, убитое насмерть и, кажется, на всю жизнь, дикой головной болью, опустилось еще ниже. Последний раз он панически вырывался из чужого разума четыре года назад, но сейчас о Сильвии вспоминать не хотелось. Просто хватало того, что он давно не терял над собой контроль. Тогда мигрень чуть не свела его с ума, он неделю провалялся пластом, исходя судорогами от болей — Сильвия держала крепко — и питался одним супом, которым его потом рвало. Сейчас ощущения были похожие. Он почувствовал, как тошнота подбирается к горлу, и перевернулся на живот, сдергивая дурацкое полотенце. По лицу текли слезы.

Он свесился с кровати, мечтая сдохнуть, и в тот же момент его обхватили за плечи, перед лицом замаячил белый тазик... Рвало долго, каждый спазм отзывался в затылке ослепляющим сгустком боли. Но когда все закончилось, стало легче. Голова уже просто болела, а не грозила превратиться в сверхновую, потянуло сквозняком — значит, Кроуфорд вышел, — можно было начинать жалеть себя. Шульдих попытался устроить тяжелый, словно набитый раскаленными кирпичами затылок на подушке. Дверь снова открылась, послышались мягкие шаги, шорох затягиваемых жалюзи. Перед глазами появилась рука со стаканом, запотевшее стекло негромко стукнуло о полированную поверхность тумбочки. Шульдих попытался сглотнуть.

Хруст разламываемой ампулы заставил его замереть — если Кроуфорд вколет ему обезболивающее, Шульдих его должник. Все, что угодно, лишь бы эта пытка прекратилась. Боль могла пройти сама — через сутки или двое, не оставив последствий. А могла при помощи медикаментов — и тогда его способности снижались в десятки раз на месяц, а то и дольше. Укол обезболивающего означал, что Кроуфорд готов принять последствия. Шульдих оценил жест.

Кроуфорд протер предплечье холодной салфеткой, распространяющей запах спирта, и быстрым хлопком всадил иглу. От лекарства под кожей защипало, но Шульдих на такие мелочи уже не обращал внимания — он сосредоточился на уходящей боли. Кроуфорд прижал к руке тампон, кровать прогнулась под его весом, когда он сел рядом.

"Посиди со мной", — Шульдих уже уплывал в сон, но успел почувствовать, как Кроуфорд устраивается поудобнее и накрывает его одеялом.

Проснулся Шульдих от того, что под одеялом стало жарко. Сонно повозился в уютном коконе, потер глаза и потянулся. Сознание зацепило мысли Наги, который спешно доделывал домашнее задание, оставленное "на потом", коснулось играющего в Контр Страйк Фарфарелло и отпрянуло от Кроуфорда. Воспоминания о мысленном капкане, в который тот захватил Шульдиха, были еще свежи, от них пробрала колкая дрожь.

Когда Шульдих, зевая и тряся головой, выбрался на Кухню, там его ждала записка — "Как закончишь, приходи в кабинет".

"Мог и бы и сказать", — проворчал Шульдих и по пояс забрался в холодильник, обнаружил там ужин из ресторна и повеселел — значит, не придется никуда тащиться.

Прикончив суп и принявшись за стейк, Шульдих осторожно проверял границы своего дара — надо было разобраться, на что он годен, перед тем, как идти к Кроуфорду. Речь наверняка пойдет об изменениях в ближайших планах, и не хотелось бы иметь бледный вид после вопроса о собственных возможностях.

"Фарфарелло".

Берсерк откликнулся только через пять минут, недовольно ворча, запрыгнул на разделочный стол и уставился на Шульдиха единственным желтым глазом. Второй был закрыт криво сросшимся веком.

— Ну?

— Десять минут — и ты свободен, мне надо проверить силы.

Фарфарелло скучающе кивнул, откинулся на стену и расслабился. Берсерки почти не поддавались гипнозу, ими было крайне сложно управлять, почти не думали, а дури было столько, что ни одна внешняя фобия не приживалась в их измененном сознании. Зато на них, словно на боксерской груше, можно было отрабатывать телепатические приемы. Когда Шульдих ударил, Фарфарелло лишь слегка поморщился и пошевелил губами. Тогда Шульдих начал бросаться на его разум, анализируя свое состояние после каждой атаки. Голова наливалась тяжестью, перед глазами запрыгали черные точки, и Шульдих остановился.

Фарфарелло смотрел неподвижно, в единственном зрачке тлело любопытство. Телепатические удары на него не действовали, но он мог оценить их силу и скорость — в первую очередь, как тренированный против телепатов боец. И не мог не понять, что Шульдих не в форме. Мягко соскользнув со стола, он хищно улыбнулся и сделал крошечный шажок вперед.

Шульдих оскалился и без подготовки вцепился берсерку в нервные окончания. Его горло судорожно сжалось, сдавленное спазмом, мышцы окаменели, и Фарфарелло начал заваливаться на бок. Шульдих отпустил телепатическую хватку, и берсерк, ловко извернувшись, приземлился на руки. Подняв на Шульдиха лицо, он посмотрел обиженно, словно ребенок. Его мысли уже были у оставленного компьютера и последней точки сэйва.

Шульдих кивнул, и Фарфарелло ушел из кухни, подарив на прощанье оскал дружелюбной акулы. Итоги спарринга не утешали — Шульдих вытер о штаны влажные ладони — оставалось надеяться, что Кроуфорд не пожалеет о свое желании дать подчиненному обезболивающее. Шульдих уже жалел — он ненавидел быть слабым.

В кабинете было тихо и накурено. Шульдих молча прошел к окну и распахнул створки. Плевать, что Кроуфорд будет недоволен.

— Как ты себя чувствуешь? — вопрос, заданный тихим голосом, застал врасплох.

Шульдих медленно повернулся, привычно коснулся сознания Кроуфорда, так же привычно отпрянул, подгоняемый раздраженным импульсом, и задумчиво посмотрел на пророка. Собственные эмоции он проанализирует позже — скорее всего, это будет крайне забавно. Но чертов поцелуй определенно выбил его из колеи. Задай Кроуфорд подобный вопрос еще пару дней назад, Шульдих бы поинтересовался, что за мероприятие у них запланировано и когда. А сегодня первое ощущение — неловкость и смущение от собственных подозрений в заботе.
Кроуфорд сидел в кресле, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Очки лежали на столе.

— У нас заказ?

— Небольшой. Через четыре часа. Устранение мелкого политика.

— Не понял.

Кроуфорд резко наклонился и подтолкнул Шульдиху тонкую папку. Пластик, вращаясь, заскользил по полированной поверхности стола и остановился у самого края.

— Заказ пришел по стандартному каналу. При этом дублирующего запроса не поступило, в Эсцет о нем есть исходящая запись, но операторы знают только то, что есть в файле.

Шульдих раскрыл папку и посмотрел на фотографию человека — хороший, качественный снимок, делал профессионал. Человек на фото выглядел внушающим доверие. И, похоже, именно это — в отличие от всего остального — не было плодом усилий фотографа.

— Хороший человек, — Кроуфорд в ответ хмыкнул. — Будет приятно его убить.

— Мы не будем его убивать.

Шульдих пожал плечами, просматривая досье.

— Как скажешь, но сумма приличная — я бы согласился. Что тебя смущает?

— Принято считать, что взломать внутренние системы Эсцет невозможно.

— Учитывая, что мы три месяца пытались оправдаться перед Фладдом за то, что устроил Наги…

— Он добрался до третьего уровня…

— Ему дали до него добраться.

— Пусть так, — Кроуфорд снова закинул руки за голову. — Неважно, но я подозреваю взлом.

— А что говорит Наги?

— Невозможно.

Шульдих закрыл окно, преувеличенно медленно повернул запор и проговорил:

— Тогда не придумывай. Какое нам дело?

— В результате этого убийства мы окончательно потеряем доверие Фладда. Старый козел.

— Может быть, кто-то из его мелочевки решил выслужиться?

— Неважно. Убивать мы его не будем. Но и не убивать глупо. Во-первых, деньги, во-вторых, я хочу посмотреть, что из этого получится.

— А ты не видишь?

Кроуфорд надел очки и подобрался:

— Нет.

— Расскажи мне.

Как же бесит манера Кроуфорда молчать. Проклятый сукин сын. Он рискнул месяцем полноценной работы телепата, вколов ему обезболивающее — только чтобы иметь возможность взять его с собой сегодня на заказ. И в то же время не желает говорить ни единого лишнего слова.

— Или я с тобой не пойду.

В принципе, за такое от Кроуфорда можно было по зубам — он терпеть не мог, когда его распоряжения оспаривались. Учитывая, что Шульдих получать по зубам не любил, больше того — считал своим священным долгом давать сдачи, это могло вылиться в совершенно безобразную потасовку. Давно, когда они только начинали работать вместе, то дрались чуть ли не ежедневно. Неплохая, в общем, терапия, но доставляла изрядные неудобства. Потом притерлись, появилось чувство, которое Кроуфорд как-то назвал «чувством жопы», когда становилось очевидно, что напарник на взводе и в любой момент может рвануть.

Сейчас чувство жопы подсказывало Шульдиху, что Кроуфорда злить не стоит, но его уже несло. Эмоциональная разбалансировка, сказала бы Рут Стронг и отправила в лабораторию, чистить сортиры за подопытными. Шульдих был неплохо знаком с теорией — любое внештатное событие раскачивало телепата, и он срывался с обычной эмоциональной установки. Другое дело, что для паранорма с подготовкой количество возможных внештатных событий, способных выбить из-под ног почву, стремилось к нулю. Однако зарекаться не стоило, получить банальную эмоциональную нестабильность, как выяснилось, можно легко и непринужденно — например, просто поцеловавшись. Ничего особенного, но контроль трещит по швам. Если бы Шульдих узнал нечто подобное о ком-нибудь другом — издевался бы до смертельного исхода. Сейчас оставалось только рвать волосы от досады. Прийти в себя — пара дней, но их, похоже, у Шульдиха не было.

Кроуфорд сжал челюсть и бросил тяжелый взгляд поверх очков. Шульдих выдохнул, изгоняя раздражение. Пророк неохотно повертел в руках золотой паркер, глянул на Шульдиха и уронил:

— Я не знаю, что происходит. Предчувствие. Но ты мне нужен.

Да блядь! Шульдих сжал кулаки, мечтая что-нибудь расколотить о голову Кроуфорда, вдохнул-выдохнул и отрывисто кивнул. Нужен — значит, нужен. Зачем — придется разбираться потом.

3 глава

На улице снова лило — Шульдих про себя отметил чувства, всколыхнувшиеся в нем при виде дождя, привычно отследил их природу и размотал цепочку ассоциаций: дождь — появление дома — поцелуй Кроуфорда — дождь.

Они сели в машину молча. Кроуфорд похлопал козырьком над креслом водителя, щелкнул крышкой бардачка. Шульдих вынул из углубления в двери очки-хамелеоны, в которых Кроуфорд обычно водил машину, не глядя, протянул и раздраженно пристегнулся.

Кроуфорд по-прежнему молчал, и это тоже раздражало. Шульдих откинул голову на спинку кресла, нашарил слева пульт и медленно опустил сиденье в горизонтальное положение. Шульдих заметил, что они тронулись только когда увидел в окне кусочек серого неба. Он скосил глаз и посмотрел на Кроуфорда — тот невозмутимо вел машину. Подумалось, что Кроуфорд не моргнул глазом, даже если бы Шульдих начал ломать брэйк-данс посреди салона. Внезапно мысль устроить Кроуфорду веселую жизнь показалась крайне привлекательной. Настолько привлекательной, что Шульдиху пришлось сделать над собой серьезное усилие, чтобы загнать ее куда подальше. Все потом, завтра — у Шульдиха еще было время, чтобы привести собственную голову в порядок. Главное, чтобы Кроуфорд, наконец, перестал колесить по кругу и сказал, чем они, все-таки, собираются заняться.

Шульдих с силой вдавил кнопку под своим креслом и вернул его в исходное положение. За то время, что они ехали, тучи разошлись, и выглянуло солнце. Сейчас оно слепило глаза, Шульдих опустил со лба на нос очки и начал насвистывать от удовольствия. Жизнь определенно налаживалась.

Через несколько секунд Кроуфорд заговорил:

— Мы будем на месте примерно через двадцать минут. Пятидесяти метров тебе хватит?

— Что? — Шульдих очнулся от созерцания профиля Кроуфорда. — Да, хватит. — Он мысленно потянулся навстречу потоку машин, ловя и сортируя чужие мысли — их обрывки хлестали наотмашь и уносились прочь. — Даже на сто метров хватит.

— Пятьдесят метров — оптимально. Едем в обычный жилой район, я его проверил. Рядом автостоянка. Имя нашего объекта — Юко Таро. Белая Королла. Он заедет на стоянку следом за нами. Я запру въезд и буду держать его до тех пор, пока ты не пометишь его и не проверишь его на предмет телепатического или эмпатического воздействия.

Шульдих подобрался.

— Мне понадобится не меньше десяти минут, — предупредил он.

— Они у тебя будут. И, Шульдих…

— Не учи меня работать. Я все понял.

Кроуфорд усмехнулся, крутанул руль вправо, мгновенно перестраиваясь в крайний ряд, и повернул на неширокую улицу.

«Иногда я думаю, что совсем не знаю Токио», — пробормотал он скорее для себя, но Кроуфорд ответил: «Токио не знает никто».

Они влились в неторопливый поток машин. Солнце играло на блестящих, отмытых дождем витринах, по тротуарам гуляли парочки. Перед ними притормозил автобус, в который, крича и толкаясь, начали садиться дети. Кроуфорд глянул в зеркало заднего обзора и напрягся.

«Он за нами. Действуй».

Белую Тойоту от них отделяли две машины. Лобовое стекло Короллы бликовало, и Шульдих никак не мог рассмотреть водителя. Он глубоко вздохнул, обмяк в кресле и кинул Кроуфорду: «Я начинаю».

Урчанье двигателя и шум дороги отодвинулись, как будто голову зажало между плотными подушками. Под веками вспыхнули ослепительные нити человеческих мыслей, отдаваясь в висках запахами, мешаниной вкусов и бормотаньем голосов. Шульдих привычно отстранился, сдерживая натиск образов и потянулся назад, к белой машине. Имя цели всплыло перед мысленным взором и теперь покачивалось, разбрасывая светящиеся нити.

«Юко Таро», — запустил Шульдих через плечо. Человек на две машины позади дернулся, реагируя, идентифицируя себя с именем, и телепат бросил к нему свой разум. Он намертво отсек все чужие мысли, слившиеся в едва слышный шелест, и сосредоточился на цели. Осторожно тронул поверхностные мысли — очень упорядоченные, стройные, они двигались быстро, слово юркие золотистые рыбки. Вот мысли Кроуфорда напоминали тяжелые льдины, их трудно раздвигать, по ним можно только скользить.

Шульдих с удовольствием фыркнул и нырнул в сладкий поток сознания Юко Таро. Заплескался на мелководье, тщательно запоминая все, о чем сколько-нибудь серьезно думал чиновник, сортируя и перетирая мысли, пропуская сквозь пальцы. Надо же, пару раз брал взятку — приличные деньги. Разрешение на строительство в обоих случаях, ускорение сроков. Недаром говорят, время — деньги. Дочка болеет, жене стоит бросить работу и сидеть с ребенком, да разве уговоришь. Все стандартно — ни единого обрыва, мысли и эмоции цепляются одна за другую, без швов и стыков — этот разум посторонние не посещали, похоже, придется Кроуфорда расстроить.

Шульдих слышал, как тот постукивает указательным пальцем по кожаному плетению руля — раздражающая привычка. Когда-нибудь телепат переломает Кроуфорду пальцы — просто чтобы донести до него, как это действует на нервы.

Тем не менее Шульдих погружался все глубже, через ненависть к отцу, глубоко спрятанное вожделение к матери, боязнь темноты, страх одиночества, убежденность в несостоятельности, зависть...

Зависть кольнула Шульдиха в предсердие, заставила насторожиться и замереть. Он облетел сознание Юко, скользя вдоль ассоциаций и смутных желаний. Кроуфорд там, снаружи, затормозил и о чем-то переговаривался через опущенное стекло — Шульдих чувствовал, как сквозняк треплет челку, щекочет беззащитное горло.

Почему зависть спрятана так глубоко? Шульдих покачивался на волнах чужих нетерпеливых мыслей, пропуская их через себя — ну когда уже рассосется затор, хочется есть, вечерние новости, давно не было с секса с женой, он так уставал, но сегодня… Шульдих сглотнул голодную слюну и выгнулся в кресле, забиваясь в чужой разум еще глубже. Опасно, может затянуть, но единственная зацепка — где-то здесь. Почему зависть у стандартного, ничем не примечательного человека скрыта глубоко внутри? Это хорошее чувство, оно строит города и двигает прогресс, Шульдих любил зависть — на ней было легко и приятно играть, даже нечестно.

Он потянул за цепочки-ассоциации, вызывая в памяти Юко его мечты, осторожно дергал за связи с реальностью, полностью отстранился от происходящего снаружи — голос Кроуфорда совсем отдалился, тело как будто повисло в невесомости, вокруг вспучился упорядоченный хаос чужих мыслей. Сбой. Крошечный сбой в человеческой памяти, кочка, на которой Шульдих подпрыгнул, скользя по разуму.

Воспоминания довольно легко стереть — если обладать необходимыми навыками, конечно. Но очень сложно сделать так, чтобы этого не обнаружили другие телепаты. Человеческий разум — слишком сложная и тонкая структура, из сознания человека можно выдернуть его часть, но обрывки мысли и ассоциаций останутся висеть спутанными проводами, показывая, что в голове кто-то похозяйничал. Собственно, поэтому телепатия и зачистка мыслей крайне редко применялась против «своих» — это было легко обнаружить, а значит, выйти на след. Паранормов, способных воздействовать на человеческий разум и не оставить при этом следов, было крайне немного. И действия такие требовали серьезных усилий.

Шульдих отстранился и закружил по чужому сознанию, касаясь спутанных, мечущихся мыслей легко, словно крыльями бабочки — необходимо было устранить малейшие следы своего присутствия, а потом аккуратно покинуть разум. Раздражения чиновника росло, грозя захлестнуть Шульдиха — похоже, Кроуфорд отменно справлялся со своей задачей, черт бы его подрал. Телепат начал дрожать. Злость Юко волнами проходила через разум, заставляя сбиваться с ритма и оставлять отпечатки на мыслях. Шульдих сжал зубы и аккуратно вытянул картинку спокойного домашнего ужина, предвкушение и умиротворение затопили его, и от облегчения он едва не выскользнул из сознания объекта.

Осталось поставить маячок, и он секунду раздумывал — стоит ли. Если в голове чиновника поработал крупный телепат, это могло быть рискованно. Мысли Юко лениво дрейфовали от сытного ужина через вечерние новости к семейной постели. Шульдих снова почувствовал, что возбуждается. Блядь-блядь-блядь, если бы его видели преподаватели из Розенкройц — пристрелили бы без жалости, как нестабильный и особо опасный экземпляр. Эта мысль напугала, сознание заметалось по чужому разуму в поисках выхода, Шульдих задышал, пережидая приступ паники.

Внезапно истории о телепатах, переживших массовую гибель тысяч людей и умерших от направленной эмпатии пробегавшей мимо дворняги перестали казаться смешными. Шульдих чувствовал, что сидит в неустойчивой лодки, которая качается все сильнее и сильнее. А все его усилия остановить движение ведут прямиком к катастрофе. Он вспомнил, что нужно делать в момент эмоциональной разбалансировки — замереть, найти свое дыхание.

Спокойствие заволокло сознание. Шульдих отстранился от чужого разума, повисшего перед ним словно шахматная доска с миллионом клеток. Он увидел свои следы, пригладил поверхность чужих мыслей и закрепил опознавающий сигнал, замаскировав его среди подсознательных образов. Никто не заметит. Никто не должен заметить.

Он с трудом отключился и провалился в собственное тело. Руки дрожали, горло пересохло, с подбородка стекала тоненькая ниточка слюны, возбужденный член натянул брюки. В поле зрения показалась рука с белоснежным платком. Кроуфорд медленно выезжал со стоянки, держа руль одной рукой. Шульдих зло выхватил платок и вытер лицо. Хлопнула пробка, и Кроуфорд протянул маленькую бутылочку газировки. Через два глотка Шульдих почувствовал себя человеком — если не считать идиотского возбуждения, вызванного нелепыми фантазиями скромного чиновника.

— А как насчет подрочить?

Кроуфорд фыркнул, кинув взгляд на пах Шульдиха и уронил:

— Сам справишься.

— Ну ты же мне дал платок. И водичку.

— Водичку ты бы все равно разлил, а платка у тебя отродясь не бывало, в отличие от рук. Но если очень хочется, — Кроуфорд ловко вырулил перед зазевавшимся автобусом и выехал на широкую улицу, — я могу переломать тебе руки. И тогда, так уж и быть, подрочу.

— Очень смешно.

— Я когда-нибудь шутил? — в голосе Кроуфорда слышалось веселье, и Шульдих поежился.

— Конечно, много раз, — буркнул он.

— Рассказывай.

Вместо этого Шульдих просто слил в ускоренном режиме свои выводы Кроуфорду, злорадно наблюдая, как тот морщится от головной боли.

— Сукин сын.

Настроение немедленно улучшилось, и Шульдих широко улыбнулся. Как в этот момент раздался хлопок, завизжали шины, и мир закрутился вокруг своей оси, рушась с оглушительным скрежетом.

4 глава

Переносица ныла от удара о подушку безопасности — какой дебил ее проектировал? Кроуфорд лежал ничком на руле, с виска стекала струйка крови, а лобовое стекло перед ним змеилось бутом трещин. Твою мать. Твою, блядь, мать. Шульдих лихорадочно потянулся к сознанию окружающих людей, сканируя пространство и вычленяя тех, кто подошел к его цели. Через три секунды подходящий тип нашелся — немолодой врач-хирируг пробирался сквозь затор к месту аварии. Шульдих тихонько «повел» его, заставляя взволнованных людей уйти с его дороги, а самого подталкивая к их машине.

Людские мысли сливались в нестройный гул, словно слушаешь шум моря, приложив к уху ракушку. Шульдих сосредоточился: здесь, именно здесь, ничего интересного, вы никого не помните. Офицер дорожной службы записывал номера машин, и Шульдих мягко исказил его сознание — в протокол впишут совсем другие данные. А еще окажется, что неизвестная машина в аварии не виновата. Если Шульдих прохлопает возможность получить по страховке деньги, Кроуфорд его самого грохнет.

В окно постучались и взволнованный врач, добравшийся, наконец, до их машины, спросил:

— Господин, я врач, скорая уже едет, но, может быть, я могу помочь…

Шульдих выскользнул из машины — голова немного кружилась, но в целом он чувствовал себя нормально.

Врач посмотрел на него неожиданно цепким взглядом, схватил за плечо и повернул к себе.

— Следите за моим пальцем:

Шульдих послушно уставился на мизинец, скашивая глаза, когда врач начал водим им справа налево.

— Хорошо, очень хорошо…. Сознание теряли? Пятна перед глазами?

Шульдих раздраженно отбросил руку:

— У меня нет сотрясения мозга.

— Все так говорят. Вы возбуждены.

— Займитесь моим коллегой, — Шульдих со злостью дернул за чувство вины и ответственности врача, и тот рванулся к Кроуфорду. Придурок. Особенно если Шульдих действительно возбужден.

В голове поселился звон, запульсировала боль — пришел в себя Кроуфорд. Шульдих с тревогой смотрел, как он открывает глаза, с трудом смотрит по сторонам. Кроуфорд никогда не болел. У него даже ранений серьезных не было. Он пользовался своим даром на повседневном уровне, как люди пользовались координацией движений — чтобы не просто ходить, а не падать, перепрыгивать ямки и кочки. Нет, для некоторых «ям» требовались серьезные усилия, но в быту Кроуфорд инстинктивно подстраивался под свой дар, уходя от мелких неприятностей, как человек перешагивает через лужу.

Врач закончил осмотр и посмотрел на Шульдиха.

— Рассечение, небольшое. Но вам необходимо в больницу — сделать томографию. И в любом случае нужен покой, у вашего коллеги сотрясение.

Мысли Кроуфорда текли вяло и лениво, Шульдих почти ощущал их ток. Если напрячься, он сможет их считать.

«Как самочувствие?» — пустил он пробный шар.

«Убери от меня этого недоумка, или здесь одной жертвой станет больше», — раздражение выплеснулось на Шульдиха горячей волной, и он тут же завелся.

«Какого хрена, Кроуфорд, ты умудрился влететь в аварию на ровном месте, и кругом…»

Красная ярость затопила сознание, позвоночник словно нагрелся от этой отдачи, кожа покрылась мурашками. Глаза доктора остекленели, он тяжело осел возле машины.

Встревоженное море мыслей всколыхнулось и прорвалось криками. Шульдих накрыл щитами разум Кроуфорда и в бешенстве ударил кулаком по машине, оставив на капоте приличную вмятину:

— Страховка этого не покроет, — произнес Кроуфорд. — Сделай одолжение, не психуй.

Окончание четвертой главы

От злости у Шульдиха потемнело в глазах. Это кто здесь психует? Это он психует?! Из последних сил цепляясь за остатки контроля, Шульдих процедил:

– Нужно съебываться. Немедленно! – последнее слово он выкрикнул, и Кроуфорд дернулся. Помотал головой. – У нас проблемы, – Шульдих прикрывал сознание Кроуфорда из последних сил. – Серьезные проблемы.

Соленая кровь потекла по губам, но Шульдих не рискнул поднять руку. Главное – не потерять концентрацию. Кроуфорд уже говорил по телефону, не обращая внимания на лежащего у его ног человека.

Спрятав телефон в карман, он подошел почти вплотную, вытащил платок и аккуратно вытер Шульдиху лицо. От Кроуфорда пахло привычно и уютно, его словно окружала аура безопасности. Хотелось прижаться поближе и немного отдохнуть – просто отдохнуть, чтобы перестала раскалываться голова.

– Шульдих, что происходит? – тихий голос вывел его из транса.

Кроуфорд стоял по-прежнему близко, Шульдиха трясло, и он зло оскалился:

– Я бы хотел знать.

– Тогда идем. Машину заберет страховая.

Шульдих кивнул. Они пробирались через затор, игнорируя вопросы вышедших из машин водителей, и Шульдих едва сдерживался, улавливая их мысли: «Какие-то гондоны, чтоб они там все передохли…», «Черт, как удачно получилось, смогу отмазаться из-за этой аварии…», «Интересно, трупы есть?..». Все как обычно, но сейчас мысли отдавали горчинкой, запахом выхлопных газов и сладкими духами. Впереди маячила широкая спина Кроуфорда, и Шульдих заторопился – на миг охватила паника, что он потеряется в этом море раздраженных, курящих, сквернословящих голов, сомнется под листами крашеного железа.

Перед съездом на боковую дорогу полицейский в фуражке покрутил жезлом, останавливая поток машин, и махнул рукой, давая возможность перейти на другую сторону. Когда они оказались там, Кроуфорд достал телефон.

– Вызовем такси. Потерпи немного.

Злиться уже не осталось сил, Шульдих сплюнул и прислонился к плечу Кроуфорда. Стало намного лучше.

– Пока мы тут прохлаждаемся, расскажи, что происходит.

– Ну что ты за сука такая? Твой сотрудник болен, голоден и страдает…

– Не ной, – Кроуфорд дернул плечом, и Шульдих едва не потерял равновесие.

– Понял я, понял… В общем, мне бы не хотелось говорить об этом здесь. Но есть две новости – хорошая и плохая.

Кроуфорд набрал, наконец, номер такси и сейчас говорил с диспетчером. Вот же сукин сын.

– Машина будет через полчаса. Я тебя внимательно слушаю, мог бы не останавливаться.

Шульдих ударил коротко, без замаха, но Кроуфорд все равно успел – перехватил руку и больно вывернул, заломив за спину.

– У меня чувство, что мы с тобой вернулись на пять лет назад, – негромко сказал он. Стекла на очках бликовали, и Шульдих не мог рассмотреть скрытые за ними глаза. Он потянул за оправу, Кроуфорд не стал сопротивляться. Взгляд был насмешливым – как обычно. В уголках глаз собрались мелкие морщинки, у Шульдиха таких не было.

– Насмотрелся? Теперь положи, откуда взял.

Шульдих нацепил очки на нос Кроуфорду, устало уткнулся головой в плечо и закрыл глаза. Иногда среды мыслей окружающих можно было выловить что-нибудь приятное – смешное воспоминание или просто поймать чье-то хорошее настроение. Но сейчас Шульдиху не повезло, и он заскрипел зубами.

Кроуфорд напрягся, и Шульдих схватил его за руку. Ладонь оказалась сухой и теплой, и он начал перебирать пальцы один за другим, поглаживая подушечки. Возбуждение, утихшее было после аварии, вернулось – на этот раз накатывая мягкими волнами, под которые Шульдих подстроился, лаская руку Кроуфорда.

Зато сознание успокоилось, очистилось, и теперь щит над их разумами поддерживать стало намного легче. Шульдих чуть сжал ладонь и почувствовал ответное пожатие. Кроуфорд все понял. Значит, можно прижаться теснее. Медленный вдох – и быстрый выдох.

Один. Это мизинец Кроуфорда, аккуратная лунка, сукин сын делает маникюр. Два. Безымянный палец, мягкие подушечки. Три. Сознание начало очищаться, в ушах зазвенело. Средний палец. Любимый жест Кроуфорда. Маленький шрам возле фаланги – никогда бы не подумал, что он там есть. Четыре. Указательный палец – он им постоянно поправляет очки, скоро будет мозоль, такая же, как от пистолетов. Тишина влилась в сознание, и замерла, зыбко покачиваясь. Пять. Большой палец. И еще один шрам. Побольше.

Собственное сознание показалось Шульдиху кипящим котлом, под которым притушили огонь – уже не бурлит, грозя выплеснуться и ошпарить всех, но в любой момент все может измениться. Вдох. Выдох. Эмоции поднимались из глубины мелкими пузырьками, растворяясь в самом верхнем слое. Осталось добраться до дома, не расплескав.

Сигнал машины взбаламутил сознание, подняв со дна густую взвесь. На плечи легли руки, направляя и усаживая. Хлопнула дверь, и Шульдих откинул голову назад, стараясь сохранить спокойствие. До дома ехать не меньше получаса, можно будет попросить Кроуфорда сесть рядом. Унизительно, и Шульдиху это выльется в постоянные насмешки. Сиденье рядом прогнулось под чужим весом, Кроуфорда сказал адрес и захлопнул дверцу. Шульдих схватил его за руку и снова сжал. Вот так стало совсем хорошо.

Когда он проснулся, машина стояла. Из-под полуприкрытых ресниц он смотрел, как Кроуфорд рассчитывается с таксистом. Машинально размыл воспоминания водителя о маршруте и их внешности, открыл дверь и выбрался наружу.

Они дождались, когда отъедет такси, и зашагали к дому. Кроуфорд молчал, и Шульдих был благодарен. Пока он дремал в машине, мысли приобрели стройность и четкость, к тому же, ему хотелось кое-что проверить.

Они так же молча зашли в квартиру. Руку Кроуфорда Шульдих отпустил, только когда добрался до своей кровати. Лег прямо в одежде, привычная обстановка действовала успокаивающе.

– А сейчас, – голос Кроуфорда был совершенно нейтральным, – ты мне, блядь расскажешь, что происходит. – Он поправил очки. – Либо я вышибу из тебя последние мозги.

– Да пошел ты.

Говорить Кроуфорду не хотелось, Шульдиха аж трясло от унижения, но он не справлялся один.

Кроуфорд снял очки и начал медленно их протирать.

– Я тебя внимательно слушаю.

Шульдих вздохнул поглубже.

– У меня разбалансировка. Почти стопроцентная.

– Так. Понятно. Ясно.

Слова падали в тишину спальни, и Шульдих прикрыл глаза. Это был полный пиздец.

– А вторая новость? Хотя нет, можешь не отвечать.

Это урод увидел, что ли, его ответ?..

– Сам урод, – Кроуфорд прошелся по комнате, засунув руки в карманы. – Ну, и что означает «замкнуло на мне»?

Шульдих растянул губы в ехидной ухмылке:

– Твой дар не показал тебе ответ? Какая жалость.

– Береги зубы, Шульдих, – Кроуфорд ласково улыбнулся.

– Это значит, что… что, черт, я не знаю, что это значит! Нехер было меня целовать, придурок.

– Настаиваешь, что я это сделал?

– Блин, да я тебе показать могу… проблема в другом.

Кроуфорд на мгновенье замер, его плечи напряглись, и Шульдих приподнялся на локте.

– Что? Что ты увидел?

– Продолжай, неважно.

Шульдих снова рухнул на подушку, закинул руки за голову и проговорил:

– Разбалансированное сознание ищет якорь – чтобы уцепиться за него и восстановиться. Нашло тебя. И я ничего не могу с этим сделать, черт побери.

– Что нужно от меня? Сказку на ночь? Дать тебе по шее?

– Себе дай, болван, – огрызнулся Шульдих. – А лучше ляг рядом.

– У нас есть альтернативы?

– Есть. Месяц отпуска для меня. Будет тяжеловато и нудновато, да и времени жаль терять…

Кроуфорд молча развязал галстук. Шульдих отвел глаза. Дыхание участилось, а ладони вспотели.

Когда он лег рядом, Шульдих расслабился. Уставившись в потолок, он сказал:

– А еще мне кажется, что разбалансировка внешняя. Я подозреваю, что в твое сознание кто-то вмешивался. И в мое тоже.