День ОТП: конкурс. Осень

[crawldig]

Название: Осень
Автор:  Пухоспинка
Размер: мини (762 слова/5,3 тыс. зсп)
Пейринг: Кроуфорд/Шульдих
Категория: преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Они знают друг друга десятки лет

Читать

Кроуфорд часто видит один и тот же сон. Он пытается остановить уходящего Шульдиха, но тот ускользает, а Кроуфорд смотрит на свои ладони, сложенные лодочкой. Они наполняются кровью.
Он просыпается, сжимая кулаки и содрогаясь от иллюзорной боли, поднимается и идет варить кофе.

Потом сидит в темноте, греет пальцы о крошечную чашку и смотрит в окно. Он слишком устает: настолько, что не может распознать послание от собственного разума. «Проработка, проработка, проработка», — скороговоркой бьется в висках мысль. Надо отдохнуть.

Загадка сна напоминает ему детектив, где главный свидетель и подозреваемый — собственное подсознание. А сам Кроуфорд — недалекий детектив, в руках которого все нити.

Шульдих — это осень. Красные и рыжие клены, листва кружится. Осень — увядание. Кроуфорд боится постареть? Подсознание сдавленно хихикает. Но все-таки осень? Подсознание соглашается. Кроуфорд любит осень. Подсознание смеется. Кроуфорд отмахивается, погружаясь в воспоминания.

Вена погрязла в сырости: мелкая холодная взвесь оседала на пальто серебристой пылью, ветер задувал за воротник, а ладони мерзли.

Кроуфорд решает, что тогда он осень еще не любил.

Шульдих вынырнул из красной Ауди. Он носил растянутые вязаные свитера и высокие, до колен, ботинки со шнуровкой, и Кроуфорд подумал, что осень не задалась.

Подсознание молчит, и это беспокоит. Как будто Кроуфорд ходит вокруг ключа, спрятанного на самом видном месте.

Кроуфорд полюбил осень после встречи с Шульдихом.

Кофе вязнет на языке прохладной горечью. Кроуфорд аккуратно ставит чашку и подходит к окну. Упирается лбом в прохладное стекло и смотрит в чернильную темноту.

Полные ладони собственной крови. Почему? Подсознание презрительно фыркает: идиот.

Кроуфорд распахивает окно, в дом врывается холодный городской шум. На горизонте — зарево огней, там спит Токио.

Кровь — это жизнь. Жизни уходит из него вместе с Шульдихом? Они погибнут вместе? Подсознание скучает.

Кроуфорд трет лицо, трясет головой. Идиотский сон. Шульдиха нельзя удержать, даже если очень хочется, так какого черта?

Подсознание замирает, а Кроуфорда окатывает холодком — от затылка до копчика. Он вспоминает Шульдиха.

Шульдих обновил гардероб, и Кроуфорд неделю над ним издевался: японские светофоры быстрые, рыжие и бестолковые. Шульдих сбрасывал френч, засучивал рукава белоснежной рубашки и атаковал. Это были хорошие дни. Потом им надоело.

Вчера Кроуфорд приехал со встречи, но Шульдих не оторвался от телевизора. Он скучал. Стоило его чем-нибудь занять.

Кроуфорд перегибается через подоконник и смотрит вниз: тусклый круг от фонаря выхватывает из темноты бампер машины и урну. Чужое пристутвтие царапает виски. Кроуфорд выпрямляется, закрывает окно и идет к Шульдиху.

Тот не спит, лежит прямо в одежде поверх покрывала. В окно заглядывает луна, лучи играют на серебристом лезвии стилета.

— Ты залез ко мне в голову? — Кроуфорд в бешенстве. Он должен был разгадать загадку первым. Он чувствует себя ребенком, у которого отняли игрушку. — За своей следи.

— К себе в голову я всегда заглянуть успею, — смеется Шульдих. Красный перец, Вена, дождь, осень. Кроуфорд устал.

Он садится на кровать и берет Шульдиха за плечи. Накрывает дежа вю — такое мощное, что от него кружится голова. Шульдих не двигается. Кроуфорд ощупывает его лицо, плечи, грудь, трогает колени.

Шульдих разворачивает руки Кроуфорда ладонями кверху и делает первый надрез. Боль острая и пряная, как венская осень. Шульдих с упоением полосует кожу и что-то мурлычет себе под нос. Кровь сочится, скапливается в вдоль линии жизни.

Кроуфорд поднимает глаза — Шульдих сияет, как серебряный доллар. Потом убирает стилет и откидывается на подушку, любуясь своей работой. Кроуфорд, роняя красные капли, откидывает одеяло и кладет ладони на белую простыню. Кровь впитывается двумя отчетливыми отпечатками, Шульдих задумчиво вытирает стилет о полу рубашки. Кроуфорд сползает с кровати и закрывает лицо окровавленными руками.

Осень хмыкает. Подсознание зевает. В груди у Кроуфорда рушатся скалы: сталкиваются, разбиваются на куски и летят в пропасть. Это больно, Кроуфорд сворачивается клубком и прижимается лбом к коленям. Кажется, что так будет легче. Когда спазмы заканчиваются, Кроуфорд встает. Шульдих щурится в стену.

В крови кипит ярость, подкатывает к горлу и душит, выкручивая связи. Кроуфорд тяжело и часто дышит, выпуская ее маленькими порциями. Шульдих кажется потускневшим и безразличным. Кроуфорд хочет, чтобы вернулись яркие краски и злость. Шульдиху всего равно, он тяжело переворачивается на живот и обнимает подушку. Кроуфорд задыхается от боли в груди.

Детектив-неудачник решил задачу, детектив-неудачник может уходить. Кроуфорд горько смеется и наклоняется к Шульдиху. Отводит от уха жесткую прядь и шепчет, щекоча губами кожу:

— Я знаю тебя десятки лет.

Осень, листья, кружево дождя на ветровом стекле, серое от усталости лицо, скрип раскачиваемого стула, запах пороха и низкий смех.

Шульдих корчится на кровати, закрывая лицо руками, между пальцев блестят слезы. Кроуфорд ложится рядом и прижимается к напряженной спине.

— Я люблю тебя десятки лет, — шепчет Шульдих. — Отпусти меня, Кроуфорд. Отпусти.

Кроуфорд обнимает Шульдиха, ладони болят. Может быть, останутся шрамы. Может быть, он покалечен. Может быть, это смертельно. Может быть, для обоих.

Он поднимается и уходит. Шульдих спит.